В наши задачи сейчас не входит укладывание России в вышеприведенную красивую схему. Сама я считаю, что теория , ставящая начало в Московскую Русь — грандиозная мистификация Гумилева, но мы сейчас сосредоточимся не на этом, а на коротком, относительно коротком отрезке времени — с середины XIX века до наших дней. Отрезок этот нам хорошо известен и является родным, естественным для нас. Русский народ веками славился не своей вспыльчивостью, а своим долготерпением — добродетель скорее гармоников, а не пассионариев. Приверженцы начала в Московской Руси обычно говорят, что мы находимся в стадии надлома, и начало этого надлома располагают как раз где-то в середине-конце XIX века. (По Гумилеву, надлом наступает при резком падении пассионарности, когда большинство людей, в основном гармоников, хотят просто спокойной жизни, а не идейного горения. Тогда же меняется доминанта нации. Период надлома опасен — нация может и погибнуть.) Приходится даже читать примерно следующее: « Россия в середине XIX века переживала снижение пассионарности, но она была ещё достаточной для попытки осуществления мессианских идей». Это все равно что сказать, что талант у Леонардо да Винчи, конечно, так себе, небольшой, но достаточный для создания гениальных произведений. Чтоб так говорить, надо утерять всякое чувство реальности.
Падение пассионарности в середине XIX века? Все эти юноши, идущие в народ, все эти девушки, идущие в цареубийцы, эта высокоморальная интеллигенция, все эти бомбисты, народники, толстовцы, эсеры, кадеты, большевики, меньшевики, все эти простолюдины, готовые умереть за идеалы коммунизма, о которых они вчера услышали, все эти верные бойцы коммунизма, этот массовый героизм во время войны, эти трудовые подвиги во время и после — это падение пассионарности? Тогда я уже и не знаю, что такое подъем.
Нет, в реальности к середине XIX века Россия подошла в необыкновенно высоким уровнем пассионарности. Вследствие чего он наступил — вопрос второй, и он остается открытым.
После этого, в точности по Гумилеву, наступила резня. Гумилев считает пассионарность генетическим, рецессивным признаком, и в этом я с ним согласна. Чтоб вывести из популяции признак пассионарности полностью, надо и всего-то вырезать всех пассионариев в течение 3 поколений. У нас, начиная с 1914 года и по 1945 кровопролитие было страшное, и погибли почти полностью 2 поколения мужчин, причем в первую очередь погибали лучшие. Первое поколение гибло в I Мировую и гражданскую. Кого недорезали — добивали в 37. К 1941 пришло следующее поколение, и оно почти полностью погибло на фронтах. Т.о., истреблено 2 поколения пасстонариев, и после этого Россия непременно должна была оказаться в трудном положении, и запросить спокойной жизни — и это произошло — в 70-е. Теперь, оглядываясь, мы можем ясно видеть эволюцию пассионарности, которая незаметна была современникам. Опишу же её по десятилетиям.
В наши задачи сейчас не входит укладывание России в вышеприведенную красивую схему. Сама я считаю, что теория , ставящая начало в Московскую Русь — грандиозная мистификация Гумилева, но мы сейчас сосредоточимся не на этом, а на коротком, относительно коротком отрезке времени — с середины XIX века до наших дней. Отрезок этот нам хорошо известен и является родным, естественным для нас. Русский народ веками славился не своей вспыльчивостью, а своим долготерпением — добродетель скорее гармоников, а не пассионариев. Приверженцы начала в Московской Руси обычно говорят, что мы находимся в стадии надлома, и начало этого надлома располагают как раз где-то в середине-конце XIX века. (По Гумилеву, надлом наступает при резком падении пассионарности, когда большинство людей, в основном гармоников, хотят просто спокойной жизни, а не идейного горения. Тогда же меняется доминанта нации. Период надлома опасен — нация может и погибнуть.) Приходится даже читать примерно следующее: « Россия в середине XIX века переживала снижение пассионарности, но она была ещё достаточной для попытки осуществления мессианских идей». Это все равно что сказать, что талант у Леонардо да Винчи, конечно, так себе, небольшой, но достаточный для создания гениальных произведений. Чтоб так говорить, надо утерять всякое чувство реальности.
Падение пассионарности в середине XIX века? Все эти юноши, идущие в народ, все эти девушки, идущие в цареубийцы, эта высокоморальная интеллигенция, все эти бомбисты, народники, толстовцы, эсеры, кадеты, большевики, меньшевики, все эти простолюдины, готовые умереть за идеалы коммунизма, о которых они вчера услышали, все эти верные бойцы коммунизма, этот массовый героизм во время войны, эти трудовые подвиги во время и после — это падение пассионарности? Тогда я уже и не знаю, что такое подъем.
Нет, в реальности к середине XIX века Россия подошла в необыкновенно высоким уровнем пассионарности. Вследствие чего он наступил — вопрос второй, и он остается открытым.
После этого, в точности по Гумилеву, наступила резня. Гумилев считает пассионарность генетическим, рецессивным признаком, и в этом я с ним согласна. Чтоб вывести из популяции признак пассионарности полностью, надо и всего-то вырезать всех пассионариев в течение 3 поколений. У нас, начиная с 1914 года и по 1945 кровопролитие было страшное, и погибли почти полностью 2 поколения мужчин, причем в первую очередь погибали лучшие. Первое поколение гибло в I Мировую и гражданскую. Кого недорезали — добивали в 37. К 1941 пришло следующее поколение, и оно почти полностью погибло на фронтах. Т.о., истреблено 2 поколения пасстонариев, и после этого Россия непременно должна была оказаться в трудном положении, и запросить спокойной жизни — и это произошло — в 70-е. Теперь, оглядываясь, мы можем ясно видеть эволюцию пассионарности, которая незаметна была современникам. Опишу же её по десятилетиям.